Эгоизм
Ночь…
Ночь это время, когда волки заводят свою песнь, а звезды начинают свой хоровод, повинуясь ритму музыки лунного света. Ночь. Холод. Зима. Тишина…
В лесу так всегда… всегда так… красиво. Это замечательное зрелище – зимний лес. Могучие ели и дубы покрыты слоем снега, блестящего в лучах лунного света.
Он шел, не разбирая дороги оставляя в узкую борозду, прокладывая свой путь в никуда. Ему все было чуждо, все опостылело, и жизнь перестала казаться столь привлекательной наградой за терпение невзгод, за боль потерь и горечь обид.
Потери… ведь вся жизнь состоит из сменяющих друг друга радостей приобретения и боли потерь.
Он шел, не имея цели и желания, кроме как просто двигаться вперед, чтобы делать хоть что-то.
Виктор не помнил, как очутился здесь. Не помнил, кто он такой и что в этой жизни ему было дорого. Он помнил только боль своей утраты, помнил и упивался ей, словно дорогим вином, смакуя каждый тяжелый глоток. Боль стояла комом в горле, разрывала сердце, и сознание, лишенное всех остальных эмоций сейчас напитывалось всем этим.
Человек странное существо, ему нужно так мало, чтобы выжить, всего одна сильная эмоция и не важно позитивна она или нет, главное она есть, она заполнила все естество, поглотила и превратила в марионетку. Боль и горе – злой кукловод, дергающий свои нити, лишь для того, чтобы привести человека на грань отчаяния, довести до черты, и заставить переступить ее. Черту, из-за которой нет возврата.
И вот сейчас этот кукловод, умело, дергая тонкие, едва видимые нити, вел Виктора за черту. Парень загонял себя, он уже не воспринимал ни холода, ни промозглого ветра. Он не ел уже более двух суток, он был на грани того, чтобы упасть, а сил встать больше не было. Упорно шагая в смерть, парень вел свой последний поединок с жизнью за право обладания, за право уйти или остаться.
Глаза уже подернула поволока серого тумана, человек в нем почти уже умер, а тело функционировало только за счет резерва эмоций. Больше никакого объяснения тут быть не могло. Как еще он мог двигаться в тридцатиградусный мороз в тонком пальто и модельных туфлях на тонкой подошве.
Через час парень вышел на опушку леса и упал на колени, больше идти он не мог, сил не оставалось ни на что.
«Вот и все…» подумал Виктор, признавая свое поражение. Никаких пафосных мыслей, простая констатация факта, неизбежность, результат своего собственного выбора, результат случившегося несчастья, дитя рожденного им горя. Виктор закрыл глаза, засыпая последним сном….
Пустота, тишина… смерть. Но!
Проснулся он женского смеха и тихого шушуканья. С удивлением обнаружил, что уже не чувствует промозглого холода, не чувствует боли в конечностях и голода, который последние часы его дороги сводил с ума. Открыв глаза, прямо перед собой он увидел синие глаза девушки склонившейся прямо к его лицу, и с интересом его разглядывающую. Она сложила губы трубочкой и сдвинула брови:
-А, проснулся? Вот и хорошо.
Виктор снова закрыл глаза, думая, что ему это кажется, скорее всего, от измождения и голода у него начались галлюцинации. Но девушка не исчезла даже после того, как он хорошо проморгался.
-Вставай, а то ты и так долго лежал в снегу, это не есть хорошо. – Девушка поднялась и Виктор смог ее, наконец, рассмотреть, а так же понял, что она здесь не одна. Еще две ее подруги стояли по обе стороны от него на четвереньках и внимательно следили за каждым движением, сложив губы в трубочку и не сводя внимательных, неестественно синих, глаз.
Человек, наконец, смог сесть и осмотреться. Опушку заливал холодный синий свет, на ней появился трон, высеченный из цельного куска льда. На нем сидела девушка в легком черном платье, с оторочкой из горностая. Ее кожа казалась белее снега и рыжие волосы лишь оттеняли белизну нежного бархата. Она смотрела на него с сочувствием и грустью. Но не такой грусть, что одолевала его самого, а с грустью матери, которая смотрит на ребенка, совершившего необратимую глупость.
Виктор поежился и посмотрел на девушек, которые сбились в кучку, и теперь уже синхронно склонив головы на бок, рассматривали его. Все три обладали белыми лисьими ушами и пушистыми хвостами. Одеты же были в меховые жилетки и такие же юбки. На щиколотках босых ног позвякивали бубенчиками браслеты, а в волосах у каждой были замысловатые заколки, чем-то отдаленно напоминающие снежинки. Вот только снежинки эти были неправильно формы, скорее природными, не столь выточенными, как те, что продаются в магазинах в канун Нового Года.
Виктор бы решил, что сходит с ума, или скорее умер, если бы его боль не вернулась, захлестнув его с новой силой.
Женщина сделала жест рукой, и девушки-лисицы сгрудились вокруг человека, и, чуть ли не подхватив его на руки, потащили к трону. Поставив его ровно, и удостоверившись, что он не упадет, снова сбились в плотную стайку и синхронно повернулись к своей госпоже, а в том, что у них именно такая иерархия, сомневаться не приходилось. Девушка на троне была столь величественна, столь красива, что дыхание перехватывало при одном взгляде на нее.
-Виктор, - голос девушки был хрипловатым, но невероятно красивым, глубоким, зычным, казалось, он проникал в самые потаенные уголки сознания, заполняя пустоту, образовавшуюся в сердце отчаявшегося человека. –Ты жив, в том нет сомнений, ты здесь, чтобы начать сначала.
Виктор поднял на девушку глаза и рассмеялся:
-Начать сначала?! Господи, а что начинать? Что?! Мою жизнь?! Не знаю кто ты такая, но ты не знаешь что ты говоришь…-парень продолжал смеяться, а женщина сочувственно смотрела на него. Виктор смеялся пока его не начал душить этот надрывный, истерический смех и он не согнулся пополам, растратив последние силы.
Начать сначала… что начать? Жизнь? А можно ли вернуть то, чего уже нет, можно ли вернуть чью-то жизнь? Можно ли восполнить боль утраты? Можно ли воскресить любовь?!! Нет, после смерти жены Виктор превратился в машину, которая существовала только потому, что кто-то забыл выключить ее из сети. Он больше не ощущал течения жизни. Он умер, сгорел, и был похоронен своим горем. Он настоящий сейчас лежал в гробу, в холодной земле вместе с Ольгой, его любимой и дорогой женой. С момента ее смерти, он перестал желать жить, он перестал чувствовать что-то кроме душевной боли, кроме заполнившей все черной пустоты. И вот теперь кто-то говорил ему, что нужно попробовать снова… что?
-Глупый, эгоистичный человек. –Тихо сказала девушка. – Ты думаешь лишь о себе, холишь и лелеешь свое горе и боль, но ты на столько зациклен на этом, что не понимаешь как окружающим тебя людям тяжело. Ты эгоист, и я лишь потому пришла к тебе, что мне жаль твою дочь, которая нуждается в отце, пусть и таком эгоисте как ты!
Виктор вдруг замер и распахнутыми глазами уставился в землю перед собой и вдруг заплакал. Вся боль, накопленная за месяц хлынула соленым теплым потоком слез.
Непонятно почем, и как ей это удалось, но девушка смогла задеть те самые струны, которые заиграли мелодию жизни, разорвав тишину смерти. Ведь Виктор даже не задумывался, что ему есть ради чего жить. Его маленькая дочка, она все это время была лишена внимания отца, а ведь ей всего два года, она страдает, не понимая, почему отец не обращает на нее внимания.
Виктор вдруг понял, что он эгоист, действительно эгоист, который возвел страдание в ранг добродетели и жил лишь этим чувством, забывая о чувствах и потребностях тех, кто по воле Господа от него зависит.
-В моей воле не только лишь забирать жизни. Иногда мне хочется, чтобы жизнь продолжалась, особенно такая как твоя. –Девушка встала и за подбородок подняла лицо парня. Их глаза встретились, и Виктор увидел, что она улыбается. – Ты во владениях Зимы и Ночи, Виктор, в моих владениях. Тебя сюда принесли Стужа, Вьюга и Снег,Тьма,Пустота и Ночь. Они решили, что ты достоин жить дальше, а я решила дать тебе второй шанс. Ну, так как, ты хочешь жить?
-Да… ради моей дочери…. –Прошептал Виктор.
-Да будет так!
Мир завертелся, и все исчезло, и лишь звонкий смех прислужниц Леди, сопровождал его еще некоторое время.
*****
Проснулся Виктор уже в машине скорой помощи. Сквозь полудрему он услышал голоса фельдшеров и понял, что все же он жив, потому как тело ныло, но в целом он чувствовал себя вполне сносно, особенно если учесть, из какого буйства природы он выбрался.
-Он жив…
-Нет обморожений…
-Странно, ведь….
Дальше он не слушал, Виктор просто уснул спокойным, исцеляющим сном.
****