Cказочница....silentium amoris
чтобы не потерять.
квента на Несбывшийся Иерусалим
Тринидад (Тринни/Триша) Бессера де Сильва Аранго Мора
читать дальшеОтец Джаспер Бессера де Сильва
Мать Линда Аранго Мора
Братья Паблио,Альфонс
Я, Тринидад Бессера де Сильва Аранго Мора, помню себя еще в детском возрасте, мать моя умерла после рождения моего младшего брата Альфонса, говорят, его назвали в честь великого императора Испании. Как только Альфонс достиг 5 лет, его и старшего брата Паблио отправили в наше родовое поместье, подальше от двора и суеты , обучаться искусствам. Отец говорил, что такой цветок, как я, должен распускаться у всех на глазах. Наверное, отец хотел только хорошего, но злая судьба распорядилась иначе.
Впрочем, росла я в богатой семье, отец был придворным врачом и пользовался всеобщим уважением. Поэтому с ним никто никогда не спорил, а меня постоянно баловали, стараясь заручится поддержкой отца. Однажды, он разрешил мне присутствовать на важном обеде, принесли великолепное платье нежно фиалкового цвета и браслет с темно-фиолетовыми камнями, отец сказал, что это подарок матери на мои 10 лет. Как же я тогда гордилась, но старалась вести себя скромно, чтобы не опозорить отца, с каким восторгом я смотрела на придворных синьор и их наряды.
Наша жизнь была тиха и размеренна, отец учил меня письму и чтению, показывал разные книги и рассказывал о том, какая большая у нас дома библиотека. О том, как он очень сожалеет, ведь сюда перевез лишь малую часть тех богатств, которыми мог бы пользоваться для лечения страждущих. Рецепты, рецепты, рецепты, причудливые опыты и описания последствий, все это было очень скучно, хотя мне нравилось разглядывать картинки с изображенными на них людьми.
Мой отец был очень добродушным и простым человеком, он стремился познать все больше и больше, ему привозили свитки с разных уголков страны. Но в какой-то момент город охватило смятение, все более тревожные вести начали поступать с границ. И отцу было велено куда-то отправляться, мне показалось , что путешествие будет чудесным : новые места, новые люди, новые сказки.
Повозка была запряжена четверкой , отец так и не сказал, куда мы едем, но с каждым днем лицо его становилось все мрачнее. Он больше не читал при мне писем и не рассказывал новостей. Но через неделю мы наткнулись на нечто ужасное. Маленький городок почти вымер, на улицах не было никого. Дороги покрывала тонкая полупрозрачная бордово-коричневая пленка, ворота города были проломлены. Отец боялся , что это эпидемия и приказал мне не выходить из повозки и приготовить марлевые повязки, но сквозь окна было видно людей, они сидели или лежали в странных и неестественных позах.
- Папа, что с ними, они похожи на сломанных кукол.
- Так и есть, милая, лучше бы тебе не смотреть.- Отец умолк и начал бормотать молитву.
Еще неделя путешествия прошла в относительном спокойствие, мы с отцом часто молили Бога об удачном завершение нашего пути и о том, чтобы те несчастные ушли в свет. Отец иногда что-то неразборчиво бубнил себе под нос, но заметив мой взгляд тут же прекращал.
Вскоре на дорогах началось что-то невообразимое. Повсюду были люди, они лежали, сидели или куда-то брели, в лохмотьях или в разодранной одежде с подтеками крови. Мы останавливались у каждого такого скопления. Отец сбивчивого учил меня, показывал , как промывать раны, как наложить повязку. Но больше ничего он для этих несчастных сделать не мог. Иногда, мне приходилось по полчаса , а то и по часу читать молитвы или петь около больных, тогда они успокаивались, принимали необходимые лекарства, затихали.
Ночью, когда мы ложились спать прямо в повозке, папа сказал, что мы почти прибыли, но там будет еще хуже. Он долго гладил меня по волосам и твердил, что не хотел такой судьбы мне, но не мог расстаться со мной и отослать домой, а теперь уже поздно что-то менять. Мне очень хотелось к маме, но видя расстроенного отца , я обнимала его и говорила, что мы со всем справимся , всех спасем и обязательно вернемся домой. Он улыбался. После молитвы отец указал мне на сверток под своей лежанкой и взял с меня обещание, что я никому не расскажу про наше с ним сокровище, он говорил, что это важные исследования, их нужно доставить докторам, но я провалилась в сон и не запомнила ни одного имени.
Прошло больше года в наших поездках, я многое повидала, научилась не обращать внимания на стоны и запах крови. На дорогах царил хаос. От бандитов мы откупались услугами : мазями и лекарствами, горожане же кормили нас. Сейчас была небольшая передышка, мы остановились у какого-то мелкого городишка и решили пополнить припасы, и отдохнуть. Отец ушел на рынок, а мне было велено охранять сокровище.
Через некоторое время где-то совсем близко раздался сдавленный женский крик, потом еще и еще. Вскоре было совершенно невозможно понять, что происходит. Запихнув бумаги за пазуху, я залезла под лавку и старалась даже не дышать. Мне было слишком страшно, чтобы двигаться. Скрежет и звон наполняли воздух, раздавался свист стрел и болтов. Резко все стихло и наступила тишина, страшная , вязкая. Что-то где-то лязгало и двигалось, слышно было, как хлопали закрываемые засовы и стонали люди. Я начала молиться Господу, чтобы Он спас отца и вернул его мне живым и невредимым.
- Отец?- дрожащим голосом спросила я, когда полог повозки приоткрылась, покрепче сжимая саблю, мне казалось, что она, как и отец, сможет меня защитить. На порожке стоял мужчина в каком-то изодранном балахоне с глубоким капюшоном, кое-где была видна запекшаяся кровь, из сумки торчали бинты. Он сказал, что мне нужно сейчас собраться и уходить с ним, что отец погиб. Я не хотела ему верить, мне казалось весь мир умирает ,стонет вокруг меня. Мужчина тихо что-то говорил ровным голосом и поманил за собой. Все, что было дальше, я плохо помню, кроваво-серая дымка на глазах и тело отца. Я бросилась к его телу и плакала, совсем недавно он отходил на базар, но мне казалось, что прошли годы, с тех пор пока я видела его живым. Мужчина положил мне руку на плечо, она была теплой. Единственное тепло в этом мире исходило от него. Дальше я уснула, обнимая саблю, которая осталась мне от отца, в ножнах, которые мне вернул Лейс.
Поначалу просыпаясь в нашей повозке, я звала отца, но вскоре убедилась, что никакие молитвы его мне не вернут. Единственное что мне оставалось, молиться и просить Господа, чтобы он сохранил мне жизнь и указал путь.
Через полгода странствий мне даже стало интересовать , как же Лейс лечил людей. В моей жизни давно не было места играм и развлечениям, свойственным обычно маленьким девочкам. А возможность учиться чему-то новому, интересовала и увлекала меня. Между тем, чтобы сидеть в повозке, и поглядывать наружу и тем, чтобы помогать с перевязкой и операциями, пускай тяжелыми грязными и кровавыми, пускай с незнакомым и совсем чужим человеком, я выбрала второе. Мне хотелось действия. Пусть, лечение тяжелораненных это и не игра в куклы, но это и не унылый интерьер повозки или скучный пейзаж за окном. К тому же, это было делом моего отца. Этот человек, Лейс, кто бы он ни был, он делал тоже, что и отец, он лечил, а господь не даровал бы плохому человеку такое сокровенное знание.
Много интересного я нашла в книгах у отца, но еще больше мог мне рассказать живой человек. Так или иначе, мне пришлось выучить его язык, ведь именно на нем он мог в мельчайших подробностях описать мне операции или строение человеческого тела. Вместе с практической частью приходилось слушать азы его Учения, вначале это напоминало весьма обычный скучный кодекс врачей, чем глубже мне приходилось изучать его, тем больше новых и интересных подходов я для себя открывала. Учение никоем образом не противоречило моей вере, тем самым в очередной раз убеждая меня, что Господь послал мне этого человека не спроста.
Сабля...Единственное, что мне осталось от отца, это была его гордость. Ему даровали эту саблю наших врагов в знак высшей благодарности, один из приближенных самого императора за спасенную жизнь, я просто не могла ее не забрать. Завернув в плащ саблю, я вышла из повозки и помолившись подняла глаза на того странного человека.
квента на Несбывшийся Иерусалим
Тринидад (Тринни/Триша) Бессера де Сильва Аранго Мора
читать дальшеОтец Джаспер Бессера де Сильва
Мать Линда Аранго Мора
Братья Паблио,Альфонс
Я, Тринидад Бессера де Сильва Аранго Мора, помню себя еще в детском возрасте, мать моя умерла после рождения моего младшего брата Альфонса, говорят, его назвали в честь великого императора Испании. Как только Альфонс достиг 5 лет, его и старшего брата Паблио отправили в наше родовое поместье, подальше от двора и суеты , обучаться искусствам. Отец говорил, что такой цветок, как я, должен распускаться у всех на глазах. Наверное, отец хотел только хорошего, но злая судьба распорядилась иначе.
Впрочем, росла я в богатой семье, отец был придворным врачом и пользовался всеобщим уважением. Поэтому с ним никто никогда не спорил, а меня постоянно баловали, стараясь заручится поддержкой отца. Однажды, он разрешил мне присутствовать на важном обеде, принесли великолепное платье нежно фиалкового цвета и браслет с темно-фиолетовыми камнями, отец сказал, что это подарок матери на мои 10 лет. Как же я тогда гордилась, но старалась вести себя скромно, чтобы не опозорить отца, с каким восторгом я смотрела на придворных синьор и их наряды.
Наша жизнь была тиха и размеренна, отец учил меня письму и чтению, показывал разные книги и рассказывал о том, какая большая у нас дома библиотека. О том, как он очень сожалеет, ведь сюда перевез лишь малую часть тех богатств, которыми мог бы пользоваться для лечения страждущих. Рецепты, рецепты, рецепты, причудливые опыты и описания последствий, все это было очень скучно, хотя мне нравилось разглядывать картинки с изображенными на них людьми.
Мой отец был очень добродушным и простым человеком, он стремился познать все больше и больше, ему привозили свитки с разных уголков страны. Но в какой-то момент город охватило смятение, все более тревожные вести начали поступать с границ. И отцу было велено куда-то отправляться, мне показалось , что путешествие будет чудесным : новые места, новые люди, новые сказки.
Повозка была запряжена четверкой , отец так и не сказал, куда мы едем, но с каждым днем лицо его становилось все мрачнее. Он больше не читал при мне писем и не рассказывал новостей. Но через неделю мы наткнулись на нечто ужасное. Маленький городок почти вымер, на улицах не было никого. Дороги покрывала тонкая полупрозрачная бордово-коричневая пленка, ворота города были проломлены. Отец боялся , что это эпидемия и приказал мне не выходить из повозки и приготовить марлевые повязки, но сквозь окна было видно людей, они сидели или лежали в странных и неестественных позах.
- Папа, что с ними, они похожи на сломанных кукол.
- Так и есть, милая, лучше бы тебе не смотреть.- Отец умолк и начал бормотать молитву.
Еще неделя путешествия прошла в относительном спокойствие, мы с отцом часто молили Бога об удачном завершение нашего пути и о том, чтобы те несчастные ушли в свет. Отец иногда что-то неразборчиво бубнил себе под нос, но заметив мой взгляд тут же прекращал.
Вскоре на дорогах началось что-то невообразимое. Повсюду были люди, они лежали, сидели или куда-то брели, в лохмотьях или в разодранной одежде с подтеками крови. Мы останавливались у каждого такого скопления. Отец сбивчивого учил меня, показывал , как промывать раны, как наложить повязку. Но больше ничего он для этих несчастных сделать не мог. Иногда, мне приходилось по полчаса , а то и по часу читать молитвы или петь около больных, тогда они успокаивались, принимали необходимые лекарства, затихали.
Ночью, когда мы ложились спать прямо в повозке, папа сказал, что мы почти прибыли, но там будет еще хуже. Он долго гладил меня по волосам и твердил, что не хотел такой судьбы мне, но не мог расстаться со мной и отослать домой, а теперь уже поздно что-то менять. Мне очень хотелось к маме, но видя расстроенного отца , я обнимала его и говорила, что мы со всем справимся , всех спасем и обязательно вернемся домой. Он улыбался. После молитвы отец указал мне на сверток под своей лежанкой и взял с меня обещание, что я никому не расскажу про наше с ним сокровище, он говорил, что это важные исследования, их нужно доставить докторам, но я провалилась в сон и не запомнила ни одного имени.
Прошло больше года в наших поездках, я многое повидала, научилась не обращать внимания на стоны и запах крови. На дорогах царил хаос. От бандитов мы откупались услугами : мазями и лекарствами, горожане же кормили нас. Сейчас была небольшая передышка, мы остановились у какого-то мелкого городишка и решили пополнить припасы, и отдохнуть. Отец ушел на рынок, а мне было велено охранять сокровище.
Через некоторое время где-то совсем близко раздался сдавленный женский крик, потом еще и еще. Вскоре было совершенно невозможно понять, что происходит. Запихнув бумаги за пазуху, я залезла под лавку и старалась даже не дышать. Мне было слишком страшно, чтобы двигаться. Скрежет и звон наполняли воздух, раздавался свист стрел и болтов. Резко все стихло и наступила тишина, страшная , вязкая. Что-то где-то лязгало и двигалось, слышно было, как хлопали закрываемые засовы и стонали люди. Я начала молиться Господу, чтобы Он спас отца и вернул его мне живым и невредимым.
- Отец?- дрожащим голосом спросила я, когда полог повозки приоткрылась, покрепче сжимая саблю, мне казалось, что она, как и отец, сможет меня защитить. На порожке стоял мужчина в каком-то изодранном балахоне с глубоким капюшоном, кое-где была видна запекшаяся кровь, из сумки торчали бинты. Он сказал, что мне нужно сейчас собраться и уходить с ним, что отец погиб. Я не хотела ему верить, мне казалось весь мир умирает ,стонет вокруг меня. Мужчина тихо что-то говорил ровным голосом и поманил за собой. Все, что было дальше, я плохо помню, кроваво-серая дымка на глазах и тело отца. Я бросилась к его телу и плакала, совсем недавно он отходил на базар, но мне казалось, что прошли годы, с тех пор пока я видела его живым. Мужчина положил мне руку на плечо, она была теплой. Единственное тепло в этом мире исходило от него. Дальше я уснула, обнимая саблю, которая осталась мне от отца, в ножнах, которые мне вернул Лейс.
Поначалу просыпаясь в нашей повозке, я звала отца, но вскоре убедилась, что никакие молитвы его мне не вернут. Единственное что мне оставалось, молиться и просить Господа, чтобы он сохранил мне жизнь и указал путь.
Через полгода странствий мне даже стало интересовать , как же Лейс лечил людей. В моей жизни давно не было места играм и развлечениям, свойственным обычно маленьким девочкам. А возможность учиться чему-то новому, интересовала и увлекала меня. Между тем, чтобы сидеть в повозке, и поглядывать наружу и тем, чтобы помогать с перевязкой и операциями, пускай тяжелыми грязными и кровавыми, пускай с незнакомым и совсем чужим человеком, я выбрала второе. Мне хотелось действия. Пусть, лечение тяжелораненных это и не игра в куклы, но это и не унылый интерьер повозки или скучный пейзаж за окном. К тому же, это было делом моего отца. Этот человек, Лейс, кто бы он ни был, он делал тоже, что и отец, он лечил, а господь не даровал бы плохому человеку такое сокровенное знание.
Много интересного я нашла в книгах у отца, но еще больше мог мне рассказать живой человек. Так или иначе, мне пришлось выучить его язык, ведь именно на нем он мог в мельчайших подробностях описать мне операции или строение человеческого тела. Вместе с практической частью приходилось слушать азы его Учения, вначале это напоминало весьма обычный скучный кодекс врачей, чем глубже мне приходилось изучать его, тем больше новых и интересных подходов я для себя открывала. Учение никоем образом не противоречило моей вере, тем самым в очередной раз убеждая меня, что Господь послал мне этого человека не спроста.
Сабля...Единственное, что мне осталось от отца, это была его гордость. Ему даровали эту саблю наших врагов в знак высшей благодарности, один из приближенных самого императора за спасенную жизнь, я просто не могла ее не забрать. Завернув в плащ саблю, я вышла из повозки и помолившись подняла глаза на того странного человека.
-
-
09.12.2013 в 05:47-
-
09.12.2013 в 07:51-
-
09.12.2013 в 07:52