Cказочница....silentium amoris
читать дальшеВремя, как птица, мечется в клетке слепо,
Загнанно. Не успеешь и оглядеться:
Кажется, было будто вчера - лето,
Позавчера, - словно кончалось детство.
Позже на день - первым встречал море,
И выводил профиль, тебя не зная.
Часом спустя - в первом же разговоре
Взгляд твой не отпускал, будто дверь рая.
Время в руках мечется черной птицей.
Хочется думать, будто его - без меры,
Хочется верить, - то, что еще снится,
Сбудется, если только достанет веры.
Сбудется всё - мы будем жить вечно,
Солнце других миров опалит плечи.
Или - ты улыбнешься, легко, беспечно,
Словно вчера, - в первую нашу встречу.
Greensleeves
Rowana
Мы не добрые, мы - светлые. (с)
У старухи в шатре пахнет ладаном даже дым,
Ведьма знает, что дальше случится почти с любым,
У неё есть холодное солнце и горький мёд,
Мы с сестрою пришли, чтоб узнать, как она поёт.
У сестры моей мир качается на руках,
У нее даже вздох точней, чем моя строка,
У меня не слова - венки из засохших фраз,
А сестре моей жизнь к лицу, но и смерть как раз.
У старухи в шатре пахнет ладаном, прелым мхом,
Она вовсе не хочет рассказывать о плохом,
Говорит, будет сын красив и спокоен брак,
Вот и все про меня, дальше слушать иди, сестра.
У сестры моей рукава зеленей травы,
Станут скоро правы кричащие - головы
Не сносить на плечах в безжалостный майский зной,
Чтоб лежать на полу, застеленном тишиной.
У старухи в шатре... Впрочем, где теперь тот шатёр -
В нем одна из сестер (но которая из сестер?)
В одряхлевших руках держит солнце и горький мёд
И поёт, но сама не знает, о чем поёт:
У сестры моей под ногами дрожит земля,
Я красивей, она упрямее короля.
Пахнут жженой травой и ладаном две свечи.
Песня кончилась, Анна, что же ты так кричишь?
Не избегая манящего ходишь по краю
Резкостью слов не нарушить прозрения час.
Бог мог, зачем? Ты же знаешь, что я не играю
Видел меня даже глубже чем есть, без прикрас!
Тонкая грань, как любое случайное слово
Можно понять как угодно превратно склонив
Бог мой, зачем? У тебя я просила иного
Только любви, а не толстой холодной брони!
Танец по кругу. Сегодня мне кто предназначен?
Ритм отбивая ладонями чувствуешь боль
Бог мой, зачем? Я любовь представляла иначе
Это единственный дар унесённый с собой.
Крутятся стрелки нас делая вряд ли мудрее
Новые грани иллюзий с рассветом даря.
Бог мой, зачем? Ты же знаешь, я лгать не умею
Просто спускаю курок выпуская снаряд.
Фея волшебна, нет в этом ни блага, ни зла.
Лишь позади остаётся, как прежде, зола.
Аллиса
Рована
Не замечать, как сильно саднят ключицы,
Рвать тишину неровным сердечным боем,
Быть не слепым волчонком - почти волчицей,
Знать ничего о радости, все - о боли.
К людям прибиться, спать под надежной крышей,
Днями ходить нарядная, как невеста,
А по ночам не видеть, но чуять, слышать:
"Ты - дикий зверь, таким здесь, увы, не место.
Что будешь делать, если узнают, кто ты?",
Пусть не найти ни жеста, ни взгляда злого,
Помнить: по следу зверя идет охотник,
Знать все о смерти, а о любви - ни слова.
Прочь убежать из города - в лес, на волю,
Чтоб не искать погибель за каждой дверцей.
Это совсем не сложно, но слишком больно -
Жить в человечьем облике с волчьим сердцем.
Не замечать, как сильно саднят ключицы,
Воздух холодный легкие рвет на части.
Что теперь будет, что теперь не случится?
Знать все о страхе и ничего - о счастье.
джалбер(Саша бест)
Больше, чем колдовство.
И не вам судить – так ли безбожно не прав он,
В том, что принял любовь, настоянную на травах.
Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
И готова стереть, и порвать на тряпье все, что рушит его естество.
Но приходится мне, стиснув зубы, молчать на нелестное слово о нем,
Чтобы только случайным сплетением фраз не спалить их дома огнем.
Я любила его даже больше, чем Тьму, что томится в глубинах рек.
Неизбежно хворает любой, на кого вдруг прогневался Мой человек.
От ножа и от зверя, воды и огня клятвой ведьмы он будет храним.
Но так сложно сдержаться мне, глядя на ту, что смеется, воркуя с ним.
Так и хочется глупой порезать лицо да подкинуть на простыни змей.
Только нужно стерпеть, чтобы он невзначай не подумал чего обо мне.
Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
Если он не ответит на чувства мои - как мне дальше любить его?
Он держал мою руку, смотрел мне в глаза. Он нисколько меня не любил.
Но, ничуть не колеблясь, он зелье мое как студеную воду пил.
джалбер
Ласково Стрекозкой тебя называла мать.
Ухмылялся Мир – только кто мог об этом знать,
Если солнца луч греет яблоки докрасна,
Если дождь готов с неба мёдом лучистым литься.
И когда стольный град охватил колокольный звон,
В небесах, полыхая огнем, появился Он.
В тот момент всем казалось, что все это странный сон -
Хочется проснуться, хотя, наяву не спится.
Он тебя заметит, догонит, заворожит.
В памяти Дракона отныне ты будешь жить.
У Него нет имени, значит, и нет души.
Нет души, а, значит, кому о тебе молиться?
Выпустил из пасти огромный смертельный шар.
Некому вступиться и некому помешать.
Ноги каменеют, проклятые, не сбежать.
Тлеешь изнутри, словно груда опавших листьев.
И когда беспощадный огонь застилал глаза,
Ты душою взметнулась к дракону, как стрекоза,
И шепнула ему: «Мое сердце не держит зла.
Я тебя нареку «Рарог», о, большая птица»
Если жажда крови пульсирует в голове,
Совладав со гневом, возносится человек.
Падая на вострые камни Он тихо пел.
Пел о Ней ведь Он никогда не умел молиться.
Ласково Стрекозкой тебя называет мать.
И смеется Мир – ведь кому, как ему, не знать,
Что когда в драконе пульсирует тишина,
Может он ребенком из пепла на свет родиться.
… и оно не болит, лишь под сердцем слегка покалывает.
Где-то там, за горами-лесами, за рельсами-шпалами
Затаилось твое Сокровенное. Сидит и поглядывает.
Это как новый мир, новый вкус Рождества с колядками.
А Оно все сидит да глядит, да на ушко нашептывает.
Обнимает заведомо, словно огонь языками шелковыми.
В письмах пишет «люблю» - «не люблю», но с тобой не расстанусь я.
Это словно проснуться в начале пути на конечной станции.
А когда не звонит, ты психуешь, а вдруг приключилось что?
Потерялось, поди, у чужих оказалось в немилости.
Вдруг обидели. Не пожалели. Назвали дурою.
И ушло Оно в лес зимовать у медведя бурого.
Плачет там, небось, лапу сосет, о медведя греется
Горемычное твое Счастье в пургу-метелицу.
Ну а ты тут сидишь, как дурак, со своей работою
Идиот одним словом, штампуешь бумажку сотую.
Ты бросаешь дела и несешься, куда глаза глядят.
И жалеешь, что недоглядел, не подумал загодя.
Проворонил свое недоласканное, изнеженное,
А теперь сломя голову ищешь: «Откликнись! Где же ты?!»
И оно не болит, лишь под сердцем слегка покалывает.
И не там, за горами-лесами, за рельсами-шпалами,
А сидит у тебя на коленях твое ненаглядное:
«Видишь, я молодец! Видишь, как я отлично спряталось?
Я с тобой этот день провело, грело ножки с ручками
И игралось в карманах твоих с интересными штучками.
А еще я конфетку нашло – не брало. Можно скушаю?
Я не буду теряться. Хорошее я, послушное»
Говорят, жизнь, как зебра в полосках – за белым черное.
Много мудрых мужей говорят – и психологи и ученые.
Ты не слушай, когда добрый люд понапрасну сетует.
Счастье вот оно, рядом, сидит и конфету ест.
Загнанно. Не успеешь и оглядеться:
Кажется, было будто вчера - лето,
Позавчера, - словно кончалось детство.
Позже на день - первым встречал море,
И выводил профиль, тебя не зная.
Часом спустя - в первом же разговоре
Взгляд твой не отпускал, будто дверь рая.
Время в руках мечется черной птицей.
Хочется думать, будто его - без меры,
Хочется верить, - то, что еще снится,
Сбудется, если только достанет веры.
Сбудется всё - мы будем жить вечно,
Солнце других миров опалит плечи.
Или - ты улыбнешься, легко, беспечно,
Словно вчера, - в первую нашу встречу.
Greensleeves
Rowana
Мы не добрые, мы - светлые. (с)
У старухи в шатре пахнет ладаном даже дым,
Ведьма знает, что дальше случится почти с любым,
У неё есть холодное солнце и горький мёд,
Мы с сестрою пришли, чтоб узнать, как она поёт.
У сестры моей мир качается на руках,
У нее даже вздох точней, чем моя строка,
У меня не слова - венки из засохших фраз,
А сестре моей жизнь к лицу, но и смерть как раз.
У старухи в шатре пахнет ладаном, прелым мхом,
Она вовсе не хочет рассказывать о плохом,
Говорит, будет сын красив и спокоен брак,
Вот и все про меня, дальше слушать иди, сестра.
У сестры моей рукава зеленей травы,
Станут скоро правы кричащие - головы
Не сносить на плечах в безжалостный майский зной,
Чтоб лежать на полу, застеленном тишиной.
У старухи в шатре... Впрочем, где теперь тот шатёр -
В нем одна из сестер (но которая из сестер?)
В одряхлевших руках держит солнце и горький мёд
И поёт, но сама не знает, о чем поёт:
У сестры моей под ногами дрожит земля,
Я красивей, она упрямее короля.
Пахнут жженой травой и ладаном две свечи.
Песня кончилась, Анна, что же ты так кричишь?
Не избегая манящего ходишь по краю
Резкостью слов не нарушить прозрения час.
Бог мог, зачем? Ты же знаешь, что я не играю
Видел меня даже глубже чем есть, без прикрас!
Тонкая грань, как любое случайное слово
Можно понять как угодно превратно склонив
Бог мой, зачем? У тебя я просила иного
Только любви, а не толстой холодной брони!
Танец по кругу. Сегодня мне кто предназначен?
Ритм отбивая ладонями чувствуешь боль
Бог мой, зачем? Я любовь представляла иначе
Это единственный дар унесённый с собой.
Крутятся стрелки нас делая вряд ли мудрее
Новые грани иллюзий с рассветом даря.
Бог мой, зачем? Ты же знаешь, я лгать не умею
Просто спускаю курок выпуская снаряд.
Фея волшебна, нет в этом ни блага, ни зла.
Лишь позади остаётся, как прежде, зола.
Аллиса
Рована
Не замечать, как сильно саднят ключицы,
Рвать тишину неровным сердечным боем,
Быть не слепым волчонком - почти волчицей,
Знать ничего о радости, все - о боли.
К людям прибиться, спать под надежной крышей,
Днями ходить нарядная, как невеста,
А по ночам не видеть, но чуять, слышать:
"Ты - дикий зверь, таким здесь, увы, не место.
Что будешь делать, если узнают, кто ты?",
Пусть не найти ни жеста, ни взгляда злого,
Помнить: по следу зверя идет охотник,
Знать все о смерти, а о любви - ни слова.
Прочь убежать из города - в лес, на волю,
Чтоб не искать погибель за каждой дверцей.
Это совсем не сложно, но слишком больно -
Жить в человечьем облике с волчьим сердцем.
Не замечать, как сильно саднят ключицы,
Воздух холодный легкие рвет на части.
Что теперь будет, что теперь не случится?
Знать все о страхе и ничего - о счастье.
джалбер(Саша бест)
Больше, чем колдовство.
И не вам судить – так ли безбожно не прав он,
В том, что принял любовь, настоянную на травах.
Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
И готова стереть, и порвать на тряпье все, что рушит его естество.
Но приходится мне, стиснув зубы, молчать на нелестное слово о нем,
Чтобы только случайным сплетением фраз не спалить их дома огнем.
Я любила его даже больше, чем Тьму, что томится в глубинах рек.
Неизбежно хворает любой, на кого вдруг прогневался Мой человек.
От ножа и от зверя, воды и огня клятвой ведьмы он будет храним.
Но так сложно сдержаться мне, глядя на ту, что смеется, воркуя с ним.
Так и хочется глупой порезать лицо да подкинуть на простыни змей.
Только нужно стерпеть, чтобы он невзначай не подумал чего обо мне.
Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
Если он не ответит на чувства мои - как мне дальше любить его?
Он держал мою руку, смотрел мне в глаза. Он нисколько меня не любил.
Но, ничуть не колеблясь, он зелье мое как студеную воду пил.
джалбер
Ласково Стрекозкой тебя называла мать.
Ухмылялся Мир – только кто мог об этом знать,
Если солнца луч греет яблоки докрасна,
Если дождь готов с неба мёдом лучистым литься.
И когда стольный град охватил колокольный звон,
В небесах, полыхая огнем, появился Он.
В тот момент всем казалось, что все это странный сон -
Хочется проснуться, хотя, наяву не спится.
Он тебя заметит, догонит, заворожит.
В памяти Дракона отныне ты будешь жить.
У Него нет имени, значит, и нет души.
Нет души, а, значит, кому о тебе молиться?
Выпустил из пасти огромный смертельный шар.
Некому вступиться и некому помешать.
Ноги каменеют, проклятые, не сбежать.
Тлеешь изнутри, словно груда опавших листьев.
И когда беспощадный огонь застилал глаза,
Ты душою взметнулась к дракону, как стрекоза,
И шепнула ему: «Мое сердце не держит зла.
Я тебя нареку «Рарог», о, большая птица»
Если жажда крови пульсирует в голове,
Совладав со гневом, возносится человек.
Падая на вострые камни Он тихо пел.
Пел о Ней ведь Он никогда не умел молиться.
Ласково Стрекозкой тебя называет мать.
И смеется Мир – ведь кому, как ему, не знать,
Что когда в драконе пульсирует тишина,
Может он ребенком из пепла на свет родиться.
… и оно не болит, лишь под сердцем слегка покалывает.
Где-то там, за горами-лесами, за рельсами-шпалами
Затаилось твое Сокровенное. Сидит и поглядывает.
Это как новый мир, новый вкус Рождества с колядками.
А Оно все сидит да глядит, да на ушко нашептывает.
Обнимает заведомо, словно огонь языками шелковыми.
В письмах пишет «люблю» - «не люблю», но с тобой не расстанусь я.
Это словно проснуться в начале пути на конечной станции.
А когда не звонит, ты психуешь, а вдруг приключилось что?
Потерялось, поди, у чужих оказалось в немилости.
Вдруг обидели. Не пожалели. Назвали дурою.
И ушло Оно в лес зимовать у медведя бурого.
Плачет там, небось, лапу сосет, о медведя греется
Горемычное твое Счастье в пургу-метелицу.
Ну а ты тут сидишь, как дурак, со своей работою
Идиот одним словом, штампуешь бумажку сотую.
Ты бросаешь дела и несешься, куда глаза глядят.
И жалеешь, что недоглядел, не подумал загодя.
Проворонил свое недоласканное, изнеженное,
А теперь сломя голову ищешь: «Откликнись! Где же ты?!»
И оно не болит, лишь под сердцем слегка покалывает.
И не там, за горами-лесами, за рельсами-шпалами,
А сидит у тебя на коленях твое ненаглядное:
«Видишь, я молодец! Видишь, как я отлично спряталось?
Я с тобой этот день провело, грело ножки с ручками
И игралось в карманах твоих с интересными штучками.
А еще я конфетку нашло – не брало. Можно скушаю?
Я не буду теряться. Хорошее я, послушное»
Говорят, жизнь, как зебра в полосках – за белым черное.
Много мудрых мужей говорят – и психологи и ученые.
Ты не слушай, когда добрый люд понапрасну сетует.
Счастье вот оно, рядом, сидит и конфету ест.
-
-
04.10.2020 в 21:13Вечный мой адресат.
Лето прошло, осень бьет прицельно,
Не наугад.
Как разбирает по листьям крону,
Маску срывая с лица, -
Ветер, сплетает из снов корону
В виде венца
Время готовит твою одежду,
Белый, как снег, покров.
Все, что не сказано, тлеет между
Сказанных слов
И, пока где-то сшивает саван
Бледная смерть-зима,
Путь мой до света давно указан
Знаешь сама.
Может, мне крылья тайком спилили
Посереди спины?
Жаль, ведь меня хорошо учили,
Нет в том вины.
Честь береги, говорили, смолоду,
Даром крест не целуй,
Делай добро, и бросай его в воду,
Следом не плюй.
Если на рожу зеркало плачет,
То такова судьба:
Зубы сожми, и пройди иначе,
Чем голова сильна.
Глаз не увидит - легче обида,
Прошлое рви и жги,
И глядя на небо, всегда из вида
Не упускай земли..
Может, я плохо помню уроки,
Тщетно судьбу браня.
Это все осень. Сожги эти строки
У алтаря.